Все больше и больше пьянея, Джеймс уведомил Рейчел, что считает ее красивой, волнующей и потрясающей и хочет с ней переспать.

– Ты же вроде женат? Это заметно, хотя ты никогда о жене не упоминал. Даже несмотря на то что жена никогда не звонила тебе на работу. И даже несмотря на то что у тебя в кабинете нет ничего, что указывало бы на наличие жены или детей.

Джеймс покраснел.

– Не волнуйся, – успокоила его Рейчел. – Я все равно решила с тобой переспать.

Но не в эту ночь. И вообще не в Лондоне. Рейчел поставила условием: если Джеймс ее хочет, пусть свозит ее в Рим. Ей надоело, что мужчины ее используют и при этом заставляют страдать, и если уж она соберется – так она про себя решила – еще кому-нибудь уступить, то не бескорыстно. Похоже было, что Джеймс озадачен, испуган и огорчен, но потом он сдался.

– Займись этим, – сказал он. – Ты моя секретарша, ты этим и займись. Изобрети клиента в Риме.

Так что роман начался, о чем Рейчел начала сожалеть уже через пару часов после секса, рассматривая потолок в Сикстинской капелле. От прикосновения кончиков пальцев не рождалось никакой космической вспышки, земля оставалась без изменений, не дымилась и не преображалась, райское блаженство так и не наступило. Но эта прохладная связь продолжалась. Они умудрились скрыть ее от остальных сотрудников агентства.

Однажды Джеймс попросил Рейчел срочно заказать цветы для его жены Сабины. Он объяснил, что у них годовщина свадьбы, а он об этом чуть не забыл. Рейчел была в ярости.

– Я сама пойду за цветами.

– Вовсе это не обязательно, – ответил Джеймс, опять ничего не сообразив, – по телефону закажешь, и ладно.

– Да нет, схожу в обеденный перерыв.

В цветочном магазине Рейчел выбрала маленький, неприглядный фаллосообразный кактус в горшочке. Она попросила завернуть его в желтую бумагу и доставить по адресу Джеймса с запиской «Поздравляю с юбилеем».

На следующий день Джеймс был с ней очень холоден, но ни тогда, ни потом об этом случае не говорил. Рейчел тоже обошла инцидент молчанием. Все шло к тому, что роман закончится по обоюдному согласию, когда у Рейчел произошел в дамской комнате очень странный разговор с другой сотрудницей компании.

Пола Вулф отвечала за финансовый расчет по всем капитальным операциям. Это была эффектная, крутая штучка с неровно накрашенными губами; говорили, что у нее коллекция из ста пятидесяти пар туфель.

– Как тебе работается у Джеймса Клегга?

– Да ничего. – Рейчел причесывалась перед зеркалом.

– Ничего, говоришь? Чертов вонючка, так верней будет.

Сейчас самым главным было не смотреть на отражение этой женщины, когда она задает вопросы о Джеймсе.

– Это почему же?

– Ты Мэтта знаешь?

– Мэтта? Которого недавно уволили? Можно считать, нет.

– Джеймс два года пытался залезть мне под юбку. Потом появился Мэтт. Симпатичный парень, мы с ним постоянно обедали вместе. А кто-то распустил слух, что не только обедали. Джеймс взбеленился, вот и выместил злость на парне. И прощай, Мэтт.

Рейчел ошеломленно уставилась на собеседницу. Та, глядя в зеркало, сложила губы как для поцелуя.

– Все, побежала. Клиенты ждут.

Рейчел была потрясена. Не особенно доверяя Вулф, она поспрашивала о работе Мэтта ребят из его отдела. Потом спросила у Джеймса, почему был уволен Мэтт.

– Честно говоря, он паршиво работал. Попросту не справлялся.

– Знаешь, я тут кое с кем поболтала. Говорят, он работал превосходно. А то и блестяще. Или первоклассно.

Джеймс разозлился.

– Что происходит? С чего это ты суешь нос в мои дела? Решила вместо меня агентством управлять? Иди на свое место. Тебя совершенно не касается, кого мы нанимаем, а кого увольняем.

Постоянная секретарша Джеймса поправилась после болезни и готова была вернуться на работу. Рейчел не хотела никаких разговоров насчет обязательств. Она пообедала с Джеймсом и, когда на десерт принесли кокосовый крем-карамель, положила конец этой любовной истории. Джеймс, по-видимому, воспринял это спокойно.

Тем не менее, когда они возвращались, Джеймс был удручен и подавлен; вдруг он остановился и показал на другую сторону улицы.

– Ты посмотри на нее! Бедняга!

Это была лондонская нищенка в грязном пальто и вязаной шапке. Почему-то поверх пальто она повязала фартук. Она промышляла у светофора на перекрестке, где движение транспорта управляется пешеходами. В руке у нее была тряпка, которой она любовно полировала электронный блок управления светофором с кнопкой, как старомодная домохозяйка, которая до блеска надраивает бронзовую табличку на двери своего дома. Пока они на нее смотрели, нищенка дохнула на свой обрывок тряпки и стала протирать табло «стойте/идите».

Джеймс перешел дорогу, по пути нащупывая бумажник. Рейчел стремглав побежала за ним.

– Хватит этим заниматься, матушка, – сказал Джеймс, сунув старушке в руку пачку денег. – Вот, возьмите. Идите выпейте чашку чаю. – Он зашагал обратно, едва глянув, идет ли за ним Рейчел.

Рейчел подумала, что чашка чаю окажется довольно внушительной. В той пачке было, наверное, фунтов двести. Остаток пути они прошли в мрачном молчании. Начался дождь. На Шарлотт-стрит, перед дверьми «Гамильтона и Пута», Рейчел остановила спутника:

– Джеймс, в тебе прячется очень хороший человек.

Джеймс посмотрел на нее с отвращением.

– А этого мало, милочка. Требуется гораздо больше.

– Я просто хотела сказать…

Джеймс нс дал ей договорить. Отвращение на его лице сменилось отчаянием.

– Пообещай мне кое-что. Когда люди расстаются, они обычно говорят друг другу всякие жалостные слова насчет того, чтобы оставаться друзьями, только не имеют этого в виду. Но дело в том, что мне-то и нужен был именно друг. Мне не нужна любовница. Так что уж обещай, что ты не будешь моим фиговым другом.

Джеймс не стал ждать ответа. Он быстро вошел в агентство, а Рейчел осталась стоять на улице, чувствуя себя побежденной. Дождь пошел сильнее и больно бил ее по щекам.

– Так что же есть, если «Новой эры» нет? – опять спросил Джеймс.

– Повторение, – ответила Рейчел. – Бесконечное повторение одних и тех же достижений и ошибок, у всех и каждого, во все времена.

Джеймс, Крисси и Джесси зачарованно смотрели на Рейчел. Бет явно заскучала,

– Да, – сказала Сабина, вставая из-за стола. – И я, пожалуй, повторю бесконечное приготовление обеда.

13

В один из последующих дней они встали рано утром, по очереди позавтракали и собрались ехать на обеих машинах в Ласко [16] осматривать знаменитые наскальные рисунки. Тут Джеймс, который с утра не выходил из своей комнаты, объявил, что не поедет.

Из-за закрытой двери в спальню они слышали, как Сабина визжала:

– Если болен, скажи ты мне, ради бога, что с тобой!

Они шаркали ногами и обменивались взглядами, дожидаясь, чем все кончится. Джесси тоже затошнило. Всем своим существом она ощущала, как набирают силы и приходят в столкновение болезнь отца и возмущение матери. Она стояла в патио, глядя вдаль, на край долины. Крисси подошла к ней и дружески обняла, но Джесси никак не отреагировала.

– Папа всегда все портит, – сказала Бет.

– Нет, не портит! – выкрикнула Джесси. Ее лицо залилось гневным румянцем, и внезапно она осознала, что орет на сестру: – НЕТ, НЕ ПОРТИТ, НЕ ПОРТИТ, НЕ ПОРТИТ!

Джеймс через кухню вышел в патио.

– Господи помилуй! По какому поводу такие вопли? – Он взял на руки Бет, которая вся сжалась от того, как яростно на нее набросилась сестра. – Так едем мы в эту пещеру или нет?

Джесси привлекала к себе слишком много внимания. В тот момент все смотрели только на нее. Повернувшись, она бросилась бегом по траве, перепрыгнула через шаткую ограду и сбежала по крутому склону открытого луга. Удары ее сердца и гудение крови в ушах почти заглушали голоса, доносящиеся сзади. Когда она мчалась к дороге, мир накренился, и она бежала до тех пор, пока он не выровнялся.